Джон Кьюсак не помогает. Его даже жалко за тщательное отображение сиюминутных реакций на «ужас», долженствующее скрыть истинный «нравственный» смысл происходящего. Может, он с кем-то поспорил, что в одиночку сумеет держать полуторачасовое кино, если оно будет по Стивену Кингу? Ну, так проиграл, потому что Кинг и есть дьявол, которому хоть бы хны, что его рассказ изуродовали. Рассказ все равно остался сам по себе, как тот ад, о котором ведет речь фильм «1408».
Проблемы начинаются на уровне сценария. В оригинале было внесюжетное вступление от автора, как меняются рассказы по мере написания. Заменив его на «предысторию» въезда Кьюсака в ужасный гостиничный номер, фильм тут же въехал в плоское, одномерное занудство. В оригинале, который читается максимум за четверть часа, было больше людей, чем в полуторачасовом кино. Мало того, большей частью «действие» – хорошо написанная ирония по поводу «писанины» как таковой – развертывалось вне номера, вне «ужаса». Фильм весь контекст превратил в виньетки вокруг происходящего ночью.
Наконец, смысл у Кинга тоже ироничен: «Я знаю лишь, что ничего не знаю, а кто знает больше, пусть сделает это лучше». Не подкопаешься, отсюда его тридцатилетний культ. Фильм занудил совершенно о другом. Мол, не знаю, есть ли бог, но вот дьявол есть точно, и все мы проживаем в аду. В личном аду, куда некоторые, мол, стремятся особенно активно, потому что в бога не верят, а верят только в себя. Наивные – если в ад попал, его не задушишь, не убьешь, даже самопожертвованием. Вот верь теперь в бога, а в лучшем случае только потянешь за собой близких, и никто никогда оттуда не возвращался…
Сценарий по мере написания явно менялся «не туда». Но, поскольку для Кинга это был экзерсис – ладно, «пусть сделают лучше». На уровне режиссуры все, к сожалению, еще хуже, чем с отказом от «хорошописания». Одинокая ночь в замкнутом пространстве превратилась в такой вымученный экзерсис «нагнетания ужаса», что будто не в кино пришел, а в передвижной театр. Вот вдруг громко включилось радио, сошли с ума электрические часы, упала на руку фрамуга, из крана на окровавленное запястье полил дикий кипяток, и теперь занавески заляпаны красным. Вот наивная как раз до ужаса «двойная экспозиция» гостиничных привидений повела их выбрасываться в окно. Ножичек только позабыли использовать, а ведь был…
Дальше четкая отработка режиссерских «этюдов» – писатель сам в окне напротив, Библия превратилась в пустые белые страницы, стена треснула, из нее сочатся реки крови, в гостинице пропали окна, кроме двух, расположенных в номере 1408, по вентсистеме бегают крупные тараканы. Скучно. Но еще дальше – вообще уже смешно. Сначала – всемирное оледенение, потом – мировой пожар, потом из «вдруг» включившегося телевизора появилась покойная дочка, и вот уже верх режиссерской пошлости – на миг писатель-реалист очнулся на берегу... Не стоит, наверно, описывать все «этюды», хотя с начала до конца все равно совершенно нестрашно. Даже со слабой нервной системой не страшно, а странно, что все в фильме столь картонно.
Кингу за все-про все хватило одного росчерка пера: «писателя тошнило». Никто у него никакие глаза не выкалывал ножницами – просто у горничной ненадолго случилась куриная слепота, которая прошла в лифте. Кинг учтив и деликатен – фильм прет, как религиозный бульдозер. Видите ли, вся суть – что не надо быть эгоистом. Бог-не бог, но мертвая дочка подробно объяснила: платишь за эгоизм, и страшно, и всегда. Ну, что ж, может быть, и так. Только это еще не все. На религии фильм тоже не может остановиться. Как же отказать себе в удовольствии окончательно навести тень на плетень, чтобы зритель «задумался»?
Комментариев нет:
Отправить комментарий